ОГЛАВЛЕНИЕ

Евромайдан, Киев. 27 ноября 2014 года

Когда в ноябре 2013 года граждане России увидели на экранах своих телевизоров толпы подпрыгивающих украинцев, которые скандировали: «Хто не скаче, той москаль!», то первая реакция была недоуменной и даже не лишенной веселой иронии. Обсуждая в интернет-пространстве это диковинное явление, многие сравнивали украинские подпрыгивания с подпрыгиваниями представителей племени масаи (YouTube полон видеозаписями масайских ритуальных прыжков) и находили, что прыгающие выглядят весьма забавно. Запись на одном из форумов: «Бог мой, уже третий день катаюсь с прыжков и тех, и других!»…Кто-то усмотрел в этом массовом скакании сходство с радением секты хлыстов — по описаниям, хлысты прыгали, доводя себя до исступления. Но, опять-таки, разговор о таком сходстве велся в шутливом тоне.

Помимо шуток, российский интернет откликнулся на подпрыгивания анекдотами, сатирическими рисунками, фото‑ и видеожабами, а также попыткой создать ответную «кричалку». Правда, попытка вышла неуклюжей — как всё, построенное по принципу «антисимметрии»: «Мы не скачем, мы москаль!».

Однако по мере того, как эпидемия подпрыгивания охватывала всё новые слои населения Украины, где сначала с удовольствием, а потом с нарастающим озверением скакали целыми улицами, площадями, стадионами, армейскими лагерями, учебными заведениями, вагонами метро — и не просто скакали, а вводили в оборот всё новые небезобидные кричалки типа «москалей на ножи, москаляку на гиляку» (то есть на сук, виселицу), — желание иронизировать по поводу происходящего пошло на убыль. Оказало ли тут решающее воздействие само зрелище массового беснования или же включилась историческая память (ведь лозунг «москаляку на гиляку» — это перепев старого лозунга УПА (организация, деятельность которой запрещена в РФ) «коммуняку на гиляку», а боевики УПА (организация, деятельность которой запрещена в РФ) в ходе Второй мировой войны быстро перешли от лозунгов/слов к делу, то есть к этой самой «гиляке»), но, так или иначе, возникло неприятное и назойливое предощущение надвигающейся катастрофы. Тем не менее, многие продолжали рассуждать, что прыгающие на украинских просторах толпы просто греются. И на киевском Евромайдане «ребята» тоже просто греются. Холодно всё ж таки — ноябрь на дворе.

А потом на Евромайдане произошло то, что произошло.

А потом в Одессе произошло то, что произошло.

А потом украинская армия начала зачистку «донбасских сепаратистов».

Кто не скачет — то москаль!

А украинский интернет оказался наводнен отвратительными видеороликами, где скачут, скандируют, призывают к уничтожению «москаляк» и «омоскаленных» жителей Украины уже не только взрослые, но и дети.

Две девочки-подростки не слишком умело, но с чувством разыгрывают на украинском языке «милый» скетч (даем текст в переводе).

Первая (скрещивая большие ножи): Ну что, москали…

Вторая (поднимая топор): Поговорим?

Первая: Слава Украине!

Вторая: Героям слава! Слава нации!

Первая (чиркнув ножом о нож): Смерть москалям!

Группа детишек, растянув бандеровский красно-черный флаг, поет хором гимн Украины, а затем скандирует: «Слава Украине — героям слава, москалям смерть! Слава нации — смерть врагам! Украина превыше всего!».

Куча видеозаписей с исступленно скачущими детьми — маленькими и постарше. Скачут, разогреваясь просто от самого процесса скандирования: «Хто не скаче…» Скачут, уже не просто скандируя, а дополнительно заводясь от ударов большого тамтама. Скачут строем. Скачут, положив друг другу руки на плечи и образовав круг. Подпрыгивая, водят вместе со взрослыми хороводы — например, вокруг подожженного чучела, символизирующего президента России Владимира Путина. Москалей на ножи! Или в огонь — как в Одессе.

Безусловно, для того чтобы привести значительную часть населения Украины в состояние массового психоза, был задействован целый арсенал психологических средств. Предлагаем рассмотреть только один прием, о котором уже, собственно, и начали говорить, — прыжки.

Кто не прыгает — тот Пиночет [Цитата из к/ф «Нет». реж Пабло Ларраин. 2012. Чили. Франция. Мексика. США]

Синхронные ритмизированные движения с древних времен применялись многими народами для специального коллективного настраивания перед войной или охотой. Эти движения носили и носят (вспомним, например, суфийский зикр, который практикуется и в наши дни) ритуальный характер. Они помогают участникам ритуала войти в особое состояние, почувствовать единение и силу. Кстати, упомянутые подпрыгивания представителей племени масаи являются военным ритуальным танцем и служат именно этой цели.

С физиологической точки зрения, подпрыгивания повышают приток кислорода в мозг, в результате чего в кровь вбрасываются эндорфины. Слово «эндорфины» образовано из соединения слов «эндогенные» (от греч. ενδο — внутри и γένη — колено, род) и «морфины» (от имени древнегреческого бога Морфея, Μορφεύς — тот, кто формирует сны). Воздействие на организм собственных эндорфинов в чем-то сходно с воздействием на него чужеродных опиатов, то есть наркотических веществ. Поэтому в каком-то смысле подпрыгивания буквально являются «самонаркотизацией». Повышение уровня эндорфинов в крови приводит к уменьшению чувства физической боли, а также к возникновению эмоционального состояния, близкого к эйфории. Майдан, как теперь известно, не стеснялся использовать и искусственную наркотизацию. Но самонаркотизация с помощью подпрыгивания (известно о существовании, например, секты прыгунов) эффективнее постольку, поскольку выдает каждому из самонаркотизирующихся некую его «норму», совместимую с активным действием и не приводящую к полному выключению из реальности, вплоть до обмороков, что неизбежно происходит при использовании наркотиков, когда нет ни контроля, не позволяющего «перебрать», ни многого другого.

Кроме того, лица, использующие наркотики, осознают искусственный характер своего возбуждения и испытывают сложный комплекс чувств после того, как это возбуждение угасает. А прыгающие не испытывают ни раскаяния, ни сомнения по поводу правомочности своего эмоционального разогрева.

Вот почему подпрыгивания на майдане были оптимальны в плане индивидуальной и групповой раскачки, причем раскачки без отрицательного последействия и терзаний. Такая раскачка была нужна и для приведения отдельного индивида в необходимое состояние, и для соединение разрозненных индивидов в толпу определенного типа, и для введения этой толпы в особое состояние. Для того, чтобы в должной мере оценить разноплановый эффект подпрыгиваний, необходимо пристальнее рассмотреть тот особый тип человеческой (или уже не вполне человеческой) общности, который именуется «толпа». Ведь есть и плотные коллективы, не являющиеся толпой, и толпы очень разного типа.

О том, что поведение человека в толпе существенно отличается от поведения того же человека вне толпы, написано множество работ. Пристальный исследовательский интерес к феномену толпы возник в конце XIX века как реакция на революционный подъем масс. Причем сугубо негативное отношение авторов к революционным идеям — прежде всего, к идее равенства — создало весьма специфический взгляд на проблему.

К примеру, известный французский психолог и социолог Гюстав Лебон (1841−1931), с негодованием констатируя в своей книге «Психология народов и масс» (1895), что на смену власти элит приходит власть толпы, по сути, сводит любой массовый протест к иррациональному бунту «бессмысленной черни», если воспользоваться пушкинским определением. Помните?

Бессмысленная чернь

Изменчива, мятежна, суеверна,

Легко пустой надежде предана,

Мгновенному внушению послушна,

Для истины глуха и равнодушна,

А баснями питается она.

Интересно, что в числе основных характеристик толпы Лебон называет ее импульсивность, изменчивость, легковерность, податливость внушениям и т. д. То есть фактически повторяет список, приведенный Пушкиным. При этом Лебон подчеркивает, что предметом изучения для него является не просто скопление людей, случайно оказавшихся в определенном месте в определенное время (например, прогуливающаяся по ярмарке толпа). Его интересует лишь определенный тип толпы — та толпа, которая, в отличие от прогуливающихся по ярмарке людей, приобретает некую направленность, то есть оказывается заряженной кем-то (или чем-то) для совершения некоего действия. В такой толпе у каждого индивида «сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц… принимают одно и то же направление».

Дионисио Бланко. Толпа людей (Фрагмент). XX в.

Именно это Лебон называет «организованной толпой» или даже «одухотворенной толпой». Для того чтобы скопление людей, являющееся просто толпой, превратилось в то, что Лебон называет организованной или одухотворенной толпой, необходимо, по мнению ученого, «влияние некоторых возбудителей». В разбираемом нами случае прыганье как раз и играет роль одного из таких возбудителей.

Прежде чем двинуться дальше, сделаем одну оговорку. Термин «одухотворенная толпа» режет слух. Лебон оправдывает его применение тем, что у человека в толпе обнаруживается не только «склонность к произволу, буйству, свирепости, но также и к энтузиазму и героизму…». Развивая эту мысль, он пишет: «Толпа пойдет на смерть ради торжества какого-нибудь верования или идеи; в толпе можно пробудить энтузиазм и заставить ее, ради славы и чести, идти без хлеба и оружия, как во времена крестовых походов, освобождать Гроб Господень из рук неверных, или же, как в 93-м году, защищать родную землю. Это героизм, несколько бессознательный, конечно, но именно при его-то помощи и делается история».

Трудно установить, руководствуется ли Лебон, давая такое определение, только научными представлениями своего времени (напомним, что обсуждаемая нами книга написана им в конце XIX века — в 1895 году), или же он вдобавок ведом своей антиреволюционностью. Можно только с уверенностью сказать, что в ХХ веке в психологии начали отделять, во-первых, индивидуальное бессознательное от коллективного бессознательного (это сделал Карл Густав Юнг, оппонируя Зигмунду Фрейду) и, во-вторых, бессознательное, оно же подсознательное, от сверхсознания (это сделали Виктор Франкл, Роберто Ассаджиоли и другие, настаивая на том, что, помимо глубинной психологии, есть еще и вершинная психология). Революция как коллективное действо, конечно же, включает в себя особое массовое вдохновение. В котором, однако, наряду с выплескиванием коллективного бессознательного (кто будет спорить, что оно выплескивается, причем иногда вполне разрушительно), происходит активизация еще и коллективного сверхсознания.

Как отличать одно от другого — вопрос непростой. Роберто Ассаджиоли, например, написал по этому поводу в своей книге «Психосинтез. Принципы и техники»: «Поскольку научный метод состоит в том, чтобы двигаться от известного к неизвестному, в частности, от фактов и непосредственного опыта к формулированию и интерпретации наблюдаемых явлений, мы не будем предпринимать попыток сразу определить, в чем состоит сущность „Духа“, но начнем с рассмотрения духовных переживаний и духовного сознания. Подобно тому как не существует необходимости подробно изучать природу электричества, чтобы пользоваться им при применении бесчисленных бытовых электроприборов, нам вовсе не нужно разрешать теоретические вопросы о природе человека и сущности различных физиологических и психических процессов и функций, чтобы иметь с ними дело на психотерапевтическом и образовательном уровнях».

Противопоставление народа, делающего историю и воодушевленного, в том числе, и сверхсознанием, толпе, обуреваемой коллективным темным бессознательным, не является, как мы видим, этической или идеологической фантазией. Это несомненный факт. Поэтому когда Лебон приравнивает революционный народ, творящий историю, к толпе (как ты ее ни называй — «организованная», «одухотворенная»), он, по сути, приравнивает коллективное бессознательное к сверхсознанию и духу.

Между тем коллективное бессознательное и сверхсознание фундаментально отличаются друг от друга. А значит, фундаментально отличаются друг от друга буйствующая толпа, подогреваемая инстинктами и архетипами, и революционные массы, в энергетике которых тоже есть место «низу», но есть очевидное место и чему-то иному.

Оговорив, что для нас большие человеческие массы, участвующие в революциях, войнах и других масштабных событиях, отнюдь не тождественны толпе, укажем, что многие тезисы Лебона касательно того, что есть толпа, справедливы и по сей день.

Лебон указывает, что организованная толпа (этот термин он употребляет наряду с термином «одухотворенная толпа», будем им пользоваться и мы) — это вовсе не сумма входящих в нее элементов. При слиянии индивидов в организованную толпу возникает «образование новых свойств, подобно тому, как это происходит в химии при сочетании некоторых элементов, оснований и кислот, например, образующих новое тело, обладающее совершенно иными свойствами, чем те, которыми обладают элементы, послужившие для его образования. Не трудно заметить, насколько изолированный индивид отличается от индивида в толпе, но гораздо труднее определить причины этой разницы».

Для уяснения этих причин Лебон предлагает «вспомнить одно из положений современной психологии», согласно которому «сознательные поступки вытекают из субстрата бессознательного…» Становясь частью толпы, человек попадает во власть бессознательного. По словам Лебона, организованная толпа обладает «коллективной душой» (теперь бы сказали «коллективным бессознательным», но в то время, когда Лебон писал свою книгу, данного понятия еще не было). Лебон настаивает: «В коллективной душе интеллектуальные способности индивидов и, следовательно, их индивидуальность исчезают; разнородное утопает в однородном, и верх берут бессознательные качества».

Такое «утопание в однородном» возникает — вновь оговорим это — только при поглощении «я» коллективным бессознательным. При соединении человеческих личностей с высшим коллективным «я» — сверхсознанием — личность не уничтожается, а возвышается. Этого не могут не признать все, кто видел, к примеру, коллективное возвышение личностей в ходе религиозных таинств. Их участники не преобразуются по принципу унификации, не становятся «все на одно лицо». Они преобразуются совсем иначе — так, что личность каждого, наоборот, высвечивается и обогащается. Оговорив это еще раз, вернемся к рассмотрению организованной толпы по Лебону.

Как было сказано выше, согласно Лебону, индивиды, становясь элементами организованной толпы, приобретают новые свойства, новые специальные черты. Что же это за черты?

Первая новая черта — исчезновение сознательной личности. Человек в толпе дает волю таким инстинктам, которые он обычно обуздывает. «В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несет на себе ответственности. Чувство ответственности, сдерживающее всегда отдельных индивидов, совершенно исчезает в толпе».

Вторая черта — способность индивида мгновенно «заражаться» от находящегося рядом с ним другого индивида эмоциями, подхватывать, не рефлексируя, его действия и т. п. (Майдан — яркое тому подтверждение. Стоит одному человеку начать метать в живых людей «коктейли Молотова», как этот пример становится заразительным.)

Третья черта (Лебон считает ее главной) — повышенная внушаемость. В толпе индивид очень скоро приходит «в такое состояние, которое очень напоминает состояние загипнотизированного субъекта».

И, наконец, четвертой чертой индивида, ставшего элементом организованной толпы, Лебон считает нетерпение, «стремление превратить немедленно в действия внушенные идеи».

Индивид, приобретший эти новые специфические черты, «спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В изолированном положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе — это варвар, т. е. существо инстинктивное», — подытоживает Лебон.

Гюстав Лебон, 1900 г.

Как указывают многие исследователи, уровень критического мышления «человека в толпе» резко снижается (отчасти, с этим связана повышенная внушаемость, о которой говорит Лебон). Включается черно-белая бинарная логика: кто не с нами, тот против нас. «Кто не скачет, тот москаль!» Прыгающая толпа объединяется против врага, а заодно распаляется для того, чтобы перейти к действию.

Примененная на майдане технология — не нова. Поиском ответа на вопрос о том, как управлять толпой, как решать с ее помощью те или иные крупные «нестандартные» политические задачи (такие, как дестабилизация обстановки или даже госпереворот), многие серьезные структуры на Западе занимаются уже много лет. Дело в том, что к XIX веку мировые политические элиты осознали, что, помимо силовых методов воздействия на противника, огромное значение имеют и несиловые методы. В большинстве масштабных противостояний, известных к тому моменту, поголовное физическое уничтожение противника не подразумевалось. И вопрос тут не в гуманизме — покоренные народы можно было использовать в качестве рабской рабочей силы, а также в других «прикладных» целях. Но чтобы обезопасить себя от потенциальных восстаний этой «рабской силы», победителю необходимо было раз и навсегда лишить побежденного способности к сопротивлению. То есть нанести такое поражение, после которого побежденный уже никогда не оправится. Кстати сказать, многим хотелось нанести сначала Российской империи, а потом СССР именно такое поражение.

Но что значит «нанести противнику поражение, после которого он уже никогда не отправится»? Это значит «перекодировать» его, заставить сменить свое социокультурное ядро, отказаться от своей идентичности. Силовые методы воздействия не позволяли достичь этой цели. И потому, начиная с XIX века, в конфликтах всё чаще применялись несиловые методы. Вспомогательные поначалу, они постепенно приобретали всё более самодостаточный характер. Впоследствии, ближе к концу ХХ века, эти несиловые методы получили название «мягкая сила» (soft power).

Сегодняшнюю Россию регулярно и настойчиво обвиняют в применении «мягкой силы» — и прежде всего, в связи с событиями на Украине. Обвинители договорились до того, что «мягкая сила» — это чуть ли не изобретение русских. Вариант: это изобретение американцев, которое русские извратили. Ведь американские приверженцы «мягкой силы», в отличие от русских, якобы предлагали тем, кого хотели склонить на свою сторону, по-настоящему благие, привлекательные модели жизнеустройства.

Чтобы убедиться, насколько концепция «мягкой силы» не сводима к умилительным восклицаниям по ее поводу, предоставим слово одному из наиболее известных разработчиков данной концепции — американцу Джозефу Наю, политологу, профессору Школы государственного управления им. Дж. Ф. Кеннеди, помощнику заместителя госсекретаря США в 1977–1979 гг., заместителю министра обороны по вопросам международной безопасности в 1994–1995 гг.

Основной тезис Ная состоит в том, что если «жесткая сила» добивается желаемого результата с помощью принуждения, то «мягкая сила» достигает своей цели, прибегая к соблазнению. Най употребляет именно это слово: соблазн. В качестве примера такого соблазнения Най приводит советскую молодежь, жадно слушавшую во времена холодной войны американскую музыку и новости по радио «Свободная Европа» (иностранное СМИ, признанное иностранным агентом) и «Голос Америки» (иностранное СМИ, признанное иностранным агентом). Этой молодежи «мягко» прививались ценности «свободного мира». «Когда ты можешь побудить других возжелать того же, чего хочешь сам, тебе дешевле обходятся кнуты и пряники, необходимые, чтобы двинуть людей в нужном направлении. Соблазн всегда эффективнее принуждения, а такие ценности, как демократия, права человека и индивидуальные возможности, глубоко соблазнительны», — утверждает Най.

Как уже было сказано, термин «мягкая сила» вошел в употребление в последнее десятилетие ХХ века. Однако основные принципы воздействия на противника с помощью «мягкой силы» были разработаны задолго до Ная. Принципы эти таковы.

Принцип первый. Окончательно победить противника невозможно, не разрушив тотально его социокультурное ядро. Для этого необходимо планомерно наносить удары по триаде «ключевые ценности противника — носители этих ценностей — преемственность ценностей (передача ценностей от поколения к поколению)».

Принцип второй. Воздействие необходимо осуществлять долгосрочно. Иначе из-под контроля может выйти новое поколение, преодолевшее травму предшествующего.

Принцип третий. Воздействие на носителей должно производиться мягкими методами, то есть по преимуществу незаметно для самих этих носителей.

Принцип четвертый. Воздействие на носителей, которые находятся в стадии уверенного обладания ценностями, гораздо менее эффективно, чем воздействие на носителей, находящихся в стадии формирования ценностной сферы. Поэтому важно работать на стыке поколений. То есть там, где происходит передача эстафеты между поколениями. А значит, основным объектом воздействия должна быть молодежь.

Принцип пятый. Необходимо прежде всего оказывать воздействие на неравнодушную молодежь, обладающую активной жизненной позицией.

Принцип шестой. Это воздействие должно обеспечить массовую вовлеченность носителей в твои (того, кто прибегает к «мягкой силе») начинания. Только тогда можно будет говорить о «перекодировании» не отдельных крупных групп молодежи, а поколения в целом.

Методы воздействия на носителей ценностей можно условно разделить на две большие категории: во-первых, методы краткосрочной, тактической «обработки» (техники введения больших масс людей в определенные состояния, управление сменами состояний и т. д.); во-вторых, методы «обработки» масс на долгосрочную, стратегическую перспективу (такие техники воздействия на поколения, которые порождают то, что немецкий философ Фридрих Ницше назвал «переоценкой всех ценностей»). Украинские подпрыгивания интересны как раз тем, что формально относясь к первой категории, они, безусловно, служат и долгосрочным целям.

Различные методы воздействия на большие массы людей практиковались с древности. В ХХ веке эти методы тщательно изучались и были весьма успешно применены в фашистской Италии и Германии.

Во второй половине ХХ века эстафету приняли США, в том числе, посредством привлечения немецких специалистов, переехавших за океан из Германии после Второй мировой войны.

С конца 1950-х годов при различных спецведомствах США создаются закрытые тематические группы, исследующие немецкие наработки по изучению методов управления массами, а также разрабатывающие на их основе собственные методики. Эти группы занимались, в частности, традиционными практиками различных народов мира, позволяющими большим группам людей синхронно входить в определенные состояния — неистовство, боевой азарт и так далее. Немцы в свое время интересовались практиками Тибета, Японии, северных народностей Европы и СССР, а также практиками арабскими и персидскими. Американцы добавили к этому изучение практик народов Африки и обеих Америк.

Большое внимание уделялось также изучению религиозных практик воздействия на массы. В особенности практик религиозных и квазирелигиозных учений, отошедших от канонов мировых религий (ересей, сект, гностических и оккультных обществ и т. д.).

Почему именно такие учения представляли наибольший интерес для разработчиков технологий управления массовым поведением?

Антропологические и психологические полевые исследования, определенные психологические исследования экспериментального характера показали, что религиозные экстатические состояния сопровождаются повышенной телесной активностью, энергетизацией, потерей чувства идентичности, готовностью следовать стереотипным моделям поведения. При этом контроль со стороны рассудка снимается.

Само собой, разработчикам хотелось разобраться в механизме «запуска» таких состояний. Но христианство (мировая религия, религиозные практики которой, казалось бы, можно и нужно изучать, — она рядом, «под боком») всегда относилось к религиозному экстазу с подозрительностью, поскольку люди, впавшие в экстаз, становятся неконтролируемыми, зачастую агрессивными. Экстаз фактически напрямую адресует к язычеству, к пробуждению и раскрепощению энергий, связанных с телесным «низом». И хотя нельзя сказать, что христианство совсем уж обошлось без массовых экстатических состояний (к примеру, в XIII — XIV вв. среди христиан было распространено массовое самобичевание), в целом его отношение к таким состояниям было сдержанным.

Радения хлыстов

Иное дело — «околохристианские» секты и другие образования, где массовые экстатические состояния являлись обязательным элементом ритуала. Кстати, в нашей стране эти состояния оказались достаточно подробно описаны и изучены благодаря тому, что в XVII — XIX вв. здесь существовало немало сект, практиковавших экстатические ритуалы. В их числе — хлысты, скопцы, молокане-прыгуны, малеванцы и другие. Вот как описывается корабельное радение — массовое экстатическое действо хлыстов: «…Становятся в круг друг к другу лицом, молятся друг на друга (на образ и подобие божье), а потом прыгают вверх, подскакивая как можно выше, хлопая в ладоши, бия себя в грудь и голову и беспрестанно приговаривая: «Ой дух! Святой дух! Накати, накати!». Результатом исступленного радения становилось «накатывание духа» на весь «корабль» (религиозную общину).

Молокане-прыгуны во время хорового пения «сначала раскачивались из стороны в сторону, а когда на них «накатит дух» и они приходили в экстатический транс, то начинали притоптывать, приплясывать и подпрыгивать. В особо торжественные праздники прыгание проводилось по ритуалу, составленному еще в XIX в. основателем секты М. Рудометкиным. Подпрыгивающие, обнявшись все левыми руками и образовав круг, вертелись на одном и том же месте и скакали под выкрики библейских текстов всё выше и выше, пока не падали в полном изнеможении на пол и начинали «пророчествовать».

Исследователь Э. Нитобург приводит в работе «Русские религиозные сектанты и староверы в США» интересный факт: поскольку царское правительство подвергало русских сектантов гонениям, многие из них иммигрировали в США и Канаду. Из более чем 10 тысяч «русских» иммигрантов, прибывших в эти страны с 1890 по 1905 год, большую часть составляли именно сектанты.

Когда в середине 1960-х годов в США начали появляться закрытые институты по изучению и разработке методов воздействия на толпу, экстатические практики русских религиозных сект стали в них предметом тщательнейшего изучения. В частности, этим вопросом занимался Джон Гордон Мелтон (р. 1942) — американский религиовед, автор множества научных трудов по новым религиозным движениям, основавший и возглавивший в 1968 году «Институт исследований религии в Америке». Мелтон проводил полевые исследования альтернативных и малочисленных религиозных объединений. В том числе, он изучал пустившую в США корни секту молокан и их ритуальные практики.

Итак, начиная с 1960-х годов американские институты, исследовавшие методы воздействия на толпу, вели разработки сразу в нескольких направлениях. Коротко опишем некоторые из них.

Одно из направлений предполагало не только изучение, но и создание современных (тоталитарных) сект, для которых характерны высокий психоэмоциональный накал их членов, закрытость, наличие мессианской идеи, зацикленность на своей избранности, агрессивное противопоставление обществу и его ценностям. Эти секты находились под пристальным наблюдением. Большое значение придавалось отслеживанию конфликтов членов неосект с их близкими, не входившими в секту, — родителями, собственной семьей, друзьями, бывшими сослуживцами. Короче, со средой их, сектантов, «досектантского обитания».

Другое направление предполагало создание молодежных субкультур с признаками неосект и элементами «бунтарства». Разрабатывались методы популяризации различных молодежных течений и управления ими. Изучались различные субкультурные группы — музыкальные фанаты, футбольные болельщики. Проводились эксперименты внутри субкультур — в толпу запускались различные импульсы, дающие на выходе различные реакции. Исследовалась вся цепочка — от импульса до финальной реакции. Например: выходка рок-музыкантов на концерте — неистовство рокеров — погром, устроенный рокерами после концерта. Выявлялись импульсы, на которые толпа выдавала наиболее сильную реакцию. Изучалось продвижение импульса в среде: как ослабить или еще больше усилить реакцию толпы на запущенный импульс; какие методы можно применить, чтобы добиться от толпы нехарактерной реакции на импульс. И т. д.

Третье направление было нацелено на создание экстремистских молодежных политических течений и организаций, обладающих различными характеристиками неосект и субкультур.

Четвертое направление изучало «точки напряженности» в среде носителей ценностей противника:

 содержание конфликта поколений;

 исторически сложившиеся региональные и национальные точки напряженности;

 слабые места организации жизни общества противника;

характеристики молодежи противника в ее отношениях с окружающей социальной средой (портреты). Например, «портрет» социализированного молодого человека, «портрет» асоциального молодого человека, «портреты» молодых людей с различными степенями социализации. Изучались формы отношений между этими «портретами», а также среды, в которых они взаимодействуют. Осуществлялся поиск и изучение сред, где асоциальный тип начинает развиваться и влиять на социализированный тип и подавлять его либо видоизменять, вплоть до перехода из состояния социализированного — в асоциальное.

Возникает вопрос — а велись ли аналогичные разработки в СССР? К ответу на этот вопрос мы сейчас и перейдем. Но для начала сделаем существенную оговорку.

Обсуждая всё, что касается воздействия на большие человеческие массы с помощью тех или иных методов, мы, естественно, входим в область весьма и весьма проблематичную. Потому что разработчики этих методов не чурались всего того, что до сих пор или отрицается психологической наукой, или ставится ею под очень большое сомнение. В связи с этим необходимо сформулировать наше отношение к подобного рода разработкам.

Во-первых, шекспировский герой был прав, сказав: «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снились нашим мудрецам». Мы знаем о человеке далеко не всё. Наверняка его возможности шире, чем это нам сейчас представляется. В этом смысле паранормальные возможности человека просто не могут не существовать. Другое дело — что включать в сферу паранормального. Входят ли в нее многие «чудеса в решете», на которые так падки наши желтые и желтоватые СМИ? Вполне может быть, что обсуждаемые ими паранормальные «пикантности» существуют только в фантазиях тех, кто их обсуждает. Но это не значит, что где-то рядом с этими фантазиями не находится нечто, отрицаемое сегодняшней наукой о человеке, но вполне реальное. В конце концов, мало ли что отрицали науки XIX века… Многое из того, что они отрицали, для науки XXI века является не просто очевидным, но даже банальным.

Во-вторых, изучение тупиковых направлений человекознания не обязательно является бесплодным. Заостряя до предела данную проблему, позволим себе следующее заявление. Если министерство обороны США или ЦРУ начнут изучать возможность человека разрушать стены с помощью взгляда или звука и вложат в это изучение миллиарды долларов, то, скорее всего, прямого результата не будет. И психотронные рейнджеры, щедро профинансированные, например, господином Чейни, стены взглядом не раздвинут и звуком не сокрушат. Но если в эти исследования будут включены талантливые специалисты… если эти исследования будут проводиться грамотно и тщательно с методологической точки зрения… если будут проявлены научное упорство и инженерное мастерство… Что ж, тогда на основе как бы тупиковых исследований могут быть получены ценнейшие побочные результаты.

В данной работе мы отказываемся разграничивать возможное и невозможное. Несомненно, какие-то нетривиальные результаты в сфере управления большими человеческими сообществами были в итоге получены как в наших, так и в зарубежных лабораториях. Но, вознамерившись познакомить читателя с историей разработок определенного типа, мы не будем выдавать при этом патентованных оценок того, научны они или нет, разумно или нет было затрачивать огромные средства на эти исследования.

Мы исходим из того, что эти разработки вели специалисты достаточно высокого уровня. Что курировали их ученые мирового уровня. И что, по-видимому (подчеркиваем — по-видимому!), есть какая-то связь (подчеркиваем — какая-то!) между этими разработками и растущей степенью управляемости homo sapiens — существа, от имени которого всё тот же шекспировский герой сказал: «Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя».

Увы, на этом инструменте играют, да еще как. И если мы не примем это как вызов, то желающие превратить человека в музыкальный инструмент, на котором можно безнаказанно исполнять любую, сколь угодно паскудную, музыку, победят. Разве не об этом говорит то, что происходит сегодня на Украине? Неужели даже после этого мы из соображений «хорошего тона» не будем всматриваться в проблематику, связанную с игрой на музыкальном инструменте под названием «человек»?

Еще раз: мы всего лишь обсуждаем реальную историю определенных разработок и не считаем разработки эти безусловными во всем, что касается их прямого целевого содержания.

Сделав эту оговорку, предлагаем читателю ознакомиться с определенным набором сведений, касающихся отечественных исследований в сфере воздействия на большие человеческие массы. Несомненностью тут является то, что исследования, о которых речь пойдет ниже, — действительно проводились. Всё остальное, как говорится в таких случаях, на совести тех, кто их проводил. Может быть, они в итоге отчаялись, разочаровались. Может быть, они нечто афишировали с целью дезинформации и на самом деле намеревались добиться не того, что афишировали, а чего-то другого. В любом случае, история этих исследований такова.

В 1886 году профессор В. Бехтерев, занявший осенью 1885 года должность зав. кафедрой психиатрии Казанского университета, организовал в Казани первую в России экспериментальную психофизиологическую лабораторию. В лаборатории были три отдела: морфологический, физиологический и психологический. Помимо сотрудников университета, в исследованиях Бехтерева участвовали студенты и практикующие врачи Казани. За период с 1886 по 1892 год в лаборатории было осуществлено порядка 30 исследований по анатомии, физиологии нервной системы и экспериментальной психологии.

Памятник на могиле Владимира Бехтерева

Ряд разработок, осуществленных Бехтеревым в Казани (например, исследование проводящих путей спинного и головного мозга), принес ему мировую известность. Но наряду с исследованиями в области психиатрии и неврологии, получившими безусловное признание научной общественности, Бехтерев и в казанский, и в последующий периоды своей деятельности обращался к таким «сомнительным», с точки зрения классической науки, вопросам, как внушение посредством гипноза и телепатии.

С гипнозом дело обстояло проще. Несмотря на изначально недоверчивое отношение значительной части российской медицинской общественности к этому явлению, в конце концов гипноз начал применяться в России в лечебной практике.

«Кто не скачет, тот москаль!» — «Украинство…» Глава XXXVII (Продолжение)